архивное

[White-room]

Почти потерялось, так что закинем сюда
Писалось как шутка во флуд на одну реборно-ролевую на тему
Реборновцы на необитаемом острове

№ 1 Баклажан и Тунец

Савада Тсунаеши сидел на пальме, обхватив ее руками и ногами, и наблюдал, как сзади к нему поднимается баклажан. Баклажан оказался хитрым и, дабы не занимать тентаклевидные конечности, воспользовался снаряжением промышленного альпиниста. Его ухмылка казалась Саваде гротескной и издевательской. Агрессор приближался к его незащищенным тылам, и от этого Тсуна чувствовал себя особо уязвимо и неловко.
- Ты кто? – спросил он.
Баклажан мог бы ответить все, что угодно. Например: «Я генетический мутант, сбежавший из подпольной лаборатории Вонголы» или «Я инопланетянин» или «Я маленькая кавайная экзотическая собачка с нарушением пигментации».
Но то ли Баклажан был хорошо воспитан и не любил врать, то ли решил, что вешать лапшу на уши и без того клинически наивному Саваде – последнее дело, но он честно ответил:
- Я – Баклажан!
- А.. понятно, - кивнул Тсуна и еще сильнее обнял пальму, - А что ты тут делаешь?
Баклажан решил придерживаться линии честных и откровенных ответов, поэтому, подтянувшись чуть выше, сказал:
- Сейчас я буду тебя любить. Неистово.
Савада едва не свалился с пальмы. На всякий случай он попытался подняться выше, но руки и ноги потихоньку слабели, ведь он никогда не был силен в физкультуре (а так же других науках). К тому же колени предательски задрожали.
- Да что я тебе сделал то? – со слезами в голосе воскликнул Тсуна.
Он попытался вспомнить, чем же так насолил мстительному овощу. Вонголу и рядом лежащие семьи всегда ассоциировали с чем-то съедобным. У Мукуро был ананас. У Сасагавы – груша (ведь он был боксер). Хибари получил лимон. И вовсе не за кислое выражение лица, а в бонусной добавке к Хиберду. Савада попытался вспомнить еще названия овощей и фруктов, которые мог обидеть, но в голове вертелся только апельсин. Он был похож на Киоко Сасагаву. И иногда на Ямамото. Это пугало. Но не так, как Баклажан, который уже протягивал свои тентакли к плавкам Савады.
- Я наемный насильник. Меня вызывают, когда кому-то лень делать эту грязную работу. А так – им результативно, а мне приятно и доходно. Так что давай любиться.
- Я не могу! – прошептал Савада, - У меня руки заняты!
- А руки тебе и не нужны. Посмотри, разве я нуждаюсь в дополнительной стимуляции?
- А я …это… Пальму люблю!!
- Думаю, она не будет против любви втроем.. Знаю я эту пальму. Та еще извращенка.
Савада почувствовал зуд от пальмовой коры на всех частях тела, коими крепко прижимался к дереву. Теплый бриз обдувал полуобнаженный зад, на который плотоядно смотрел Баклажан и облизывался.
- Помогите! – тихо просипел Тсуна и попытался свалится с пальмы, но то ли в состоянии аффекта ему свело все мышцы, то ли коварное древо, не желало упускать шанса поучаствовать в этой оргии.
Напротив, на другой пальме, скрестив ноги по-турецки сидел Мукуро. Он смотрел в бинокль на то, как Тсуна отбивается от сексуальных домогательств наглюченного им Баклажана и чувствовал себя властелином мира.
А Дино просто валялся на песке и курил. Трава шла хорошо. Шел двадцать второй день пребывания на острове.

№ 2

Трое и женщины легкого наполнения

- А, собственно, это что? – трое островитян склонились над большой коробкой, только что приземлившейся на оранжевом парашютике.
Пока Ямамото взламывал крышку, а Тсуна изгибал шею, чтобы первым увидеть, что же там внутри, Хибари молча стоял чуть поодаль. На самом деле он уже знал, что в коробке, но лелеял надежду, что распиздяи на складе миротворцев все таки налажали и перепутали этикетки. Ибо смысла присылать то, что там значилось, он не видел.
После того, как посылку вскрыли, на песке в гротескной гигантюре растянулись плоские и помятые фигурки, словно разорванная гирлянда, оставшаяся после странного извращенного праздника.
- А что это? – повторил Савада, в недоумении рассматривая двумерные создания, отдаленно напоминающие женщин.
- Надувные бабы! – радостно провозгласил Ямамото.
Не то, чтобы он прямо так радовался этим самым надувным бабам, просто и для грусти повода не было.
Хибари хмыкнул, отошел к пальмам и занял место в гамаке, изредко косясь на бурную деятельность, что Десятый Вонгола и его Хранитель развели возле трофейных девиц суперлегкого наполнения.
Тсуна взял одну из игрушек, нашел клапан и стал старательно в него дуть. Ведь, если сказано, что бабы «надувные», значит, их надо надувать. Если бы это были бабы «засыпные» он бы засыпал их песком. А «разрезных» баб разрезал бы перочинным ножиком. Для чего это было нужно, он и сам не знал, но старательно дул, напрягая легкие, переодически, зажимая пальцем отверстие, чтобы закаченный воздух не выходил. Женщина пухла и приобретала объем, с Тсуны градом катил пот, но он решил не сдаваться и довести дело до конца. Ямамото пожал плечами. Поскольку единственный бейсбольный мячик сгрыз Кен, ему все равно было нечего делать. Он сел рядом, взял плоскую брюнетку и тоже стал дуть.
Спустя час и три с половиной бабы, Савада и Ямамото нашли в коробке насос. Хибари щелкнул таймером и ухмыльнулся. Он давно ждал, когда эти гении найдут прибор, о наличии которого черным по белому было написано на той же этикетке.
С насосом дело пошло живее. Вскоре на песке возлежали не просто десять скукоженных раскаршенных пакетиков, а десять наливных тугих женщин разнообразных оттенков волос, глаз и даже цвета кожи.
- Ээээ, Ямамото, - Тсуна посмотрел на приятеля широко распахнутыми глазами, - а почему они все такие?
Для наглядности он расставил ноги шире плеч, развел в сторону руки, открыл рот и придал лицу самое тупое выражение, на которое был способен.
Ямамото передернуло. Он поперхнулся, натяжно рассмеялся и на полном серьезе сказал:
- Больше так не делай.
Но пытливый ум неугомонного Босса не давал ему принять все как должное и не задавать вопросов.
- Ну, правда, а почему у нее рот открыт?
Ямамото прикрыл ладонью глаза и отвернулся, якобы полюбоваться набегающей волной.
Тем временем Савада более принялся рассматривать тугую женщину более детально. Особое внимание его привлекло то, обычно девушки скрывают под блузками, платьями или, на край, купальниками и топами.
И тут его постигло разочарование. Представить, что у его драгоценной Кьеко есть нечто подобное, похожее на отвратительно полиэтиленовое пироженое с засохшей вишней наверху, его разум отказывался напрочь, блокируя все мерзкие и пошлые образы. А вдруг и она… Тсуна скривился и потряс головой. Ну уж нет. Если у живых женщин ЭТО выглядит так же, то лучше.. Он обернулся, посмотрел на загорелого Ямамото, который возвращался от воды, и еще раз потряс головой.
- Я знаю, для чего они нужны, - наконец вымолвил Тсуна.
- Да ну? – Ямамото затаил дыхание, ожидая услышать откровение от Десятого. Даже Хибари начал снова прислушиваться к разговору, давно потерявшему для него интерес.
- Это чтобы шить платья. Манекены такие. У мамы был один. Только потверже и без головы.
- Точно! – закивал Ямамото и умилился. Ему вдруг стало интересно, как долго еще Савада сохранит свою невинность и непорочность мыслей.
Хибари, так и не дождавшись пикантной клубнички из уст псевдо-шефа, вернулся к прочтению газеты «Глас Намимори», в которую были завернуты бананы из другой посылки. Спрашивать, зачем посылать на тропический остров бананы, было так же безнадежно, как интересоваться, зачем тут надувные бабы.
Впрочем, островитяне быстро нашли применение неожиданному презенту.
Двух девушек забрал Шоичи. Он утащил их к себе в шалаш, покрасил волосы в розовый соком из дикой малины и посадил рядом с собой. Они изображали Червелло и вдохновляли его на труд.
Одну девицу унесло ветром. Она долго порхала над пляжем, пока не улетела далеко в море. Ее память почтили рюмкой водки у вечернего костра.
Четвертую девицу какой-то шутник привязал к деревянному Ромарио-2. Дино долго ругался и грозил оторвать руки умельцу. Он попытался оторвать хотя бы ее, но, то ли девица крепко прлипла к смоле на теле усатого итальянца, то ли Дино остановил жалобный взгляд Ромарио, словно моливший не отнимать у него единвтвенную игрушку, но Мустанг сдался и оставил все как есть, пока «чувство» не сдуется само.
Судьба еще трех дам осталась неизвестной. Однажды утром они просто исчезли с пляжа. Никто из островитян не признался в приватизации бесценной коллекции. Девушек объявили в розыск и, вскоре, смирились с их потерей. И только тот, кто был повинен в этой беспрециндентной акции, хранил молчание и навещал «подруг» в тайном убежище в глубине пальмовой рощи.
Три оставшиеся надувашки достались Саваде. После этого его часто видели радостно бултыхающегося у берега то с одной, то с другой. Наконец, Тсуна мог поплавать вволю, держась за руконогую красотку, как за спасательный круг.
Однажды, девушка не выдержала пылких сдавливаний Тсуны и лопнула, едва не утопив купальщика. Но это уже другая история.
Шел тридцать девятый день пребывания на острове.